– Договорились, – прервал я. – У нас пока не разгонишься, многое не готово, но стараемся!
– Показывай, – сказал он.
«Вежливый, – мелькнуло у меня в голове ехидное. – Заглянет, чтобы сказать, что пробежался, посмотрел, оценил, графон ничо, прорисовка на уровне, зверья пока маловато, а так норм, работайте дальше».
Но и я повидал людей, уже знаю, кого на что ловить. Ты, дружище, залипнешь сразу, как только пробежишься по локации. Мы в самом деле создаём вещь, теперь бы только вытянуть, не свалиться под её тяжестью на полдороге.
– Доступ больше никому, – предупредил я. – Даже не показывай!
Он отвернулся, когда я стучал по клаве, набирая пароль, старомодно вежливый, хотя пароль теперь зафиксирован, только он на том уровне пользователя, что даже не умеет пользоваться продвинутыми настройками.
– Вот, – сказал я и поднялся. – Пройдись, оцени. А я побежал, у меня дел выше крыши.
Ещё в лифте я вытащил мобильник и начал набирать номер, а едва распахнулись двери, сказал быстро:
– Грандэ, не разбудил?.. Запиши в команду опытнейшего тестировщика. За пятерых справится.
Глава 10
Грандэ встретил меня в подъезде, я думал, что не терпится узнать новости, что там за новый тестировщик и не рано ли, но он, растрёпанный больше обычного, злой, и дыхание как у дракона, что вот-вот полыхнёт огнём, бросился ко мне, едва я вышел из автомобиля.
– Что случилось? – спросил я с сочувствием.
Он сказал в привычном раздражении:
– Сцепился с нашими мальчишками. Опять они, что у нас будет тупой грид… Ни черта не понимают!.. то, что так называют, именуется в психологии отложенным удовольствием. Ещё детям предлагали: вот тебе конфета, можешь съесть сейчас, но если вытерпишь десять минут, получишь две!.. Большинство лучше одну, но сразу, однако находятся будущие капитаны индустрии, что предпочитают потерпеть, зато получить две.
Я пробормотал лениво, скучно обсуждать надоевшую профессионалам тему:
– Конечно, гринд противен, как и вся ежедневная работа от и до, но там, как и в реале, упорный гринд даёт повышение по левлу, ресы, возможности нагнуть, а не быть нагнутым… Пойдём, обсудим, если это тебя почему-то тревожит.
– В гринде левел растёт плохо, – напомнил он, – зато с ресами можно кое-что сделать. А без жалованья не прожить… Если нет пенсии, как вон у тебя.
Я с усилием открыл тяжёлую бронированную дверь, с нею так же легко, как с калиткой Эдисона, пропустил вперёд Грандэ, мы чинами не меряемся, уточнил несколько уязвлённо:
– Я что, живу на пенсию?
– Прости, – уточнил он поспешно, – я хотел сказать, даже на твою пенсию жить можно, но разве то жизнь? При демократии нужно успеть награбить ещё и ещё! Ты вон сумел, но хочешь ещё, ты ж не просто демократ, но ещё и либерал с человечьим лицом!
Я посмотрел с подозрением.
– Ты мне зубы не заговаривай. Что-то случилось?.. Не успеваешь с трассировкой?..
Он быстро пошёл по лестнице, в нашем доме лифта не предусмотрено, оглянулся, даже опасливо посмотрел по сторонам.
– Всё успеваю, – ответил шёпотом, – даже слишком. Не по себе даже!
– А трудности? – уточнил я.
Он сказал ещё тише:
– Да нет их!.. Несёмся, как по гладкому льду. Только успевай рулить! Когда так было? Никогда. Шеф, мне как-то не по себе.
– Почему? – спросил я. – Радуйся! Наконец-то всё, как хотелось! У нас такой компьютер, что раньше и мечтать не могли, только облизывались!
Он спросил тем же свистящим шёпотом:
– А нам точно так хотелось?
– Ты слишком подозрителен, – сообщил я с сочувствием. – Будь добрее, и дворники к тебе потянулся. И таксисты.
– А домохозяйки? – спросил он.
– Обязательно, – заверил я. – Иди работай, диванных философов и так уже отстреливать пора.
За окном июльский дождик и ветер, вспомнились горькие слова Маяковского «…я с сердцем ни разу до мая не дожил, а в прожитой жизни лишь сотый апрель».
И я в нескончаемом апреле, так что либо на этот раз вшагну в май, или уже никогда, увы, никогда. Моя последняя байма, нужно сделать её такой, чтобы запомнилась. Не говоря уже о том, чтобы стала единственной для тех, кто вошёл в неё.
Экран засветился, на заставке хорошенькая девушка, раньше была Аня Межелайтис, как у большинства, но я переборол себя и сменил на Алису, сейчас она задвигалась, улыбнулась и спросила участливо милым женским голоском:
– Шеф, вы чем-то встревожены? Или опечалены?.. Чем могу помочь?
– Сводку за вчерашний день, – спросил я. – И где тормозится в работе… Сумеешь?
– А вы думали, – ответила она, – умею только песенки подбирать? Через три секунды будет у нас на экране.
– Спасибо, – сказал я. – Для песенок есть Маруся, а ты вот становишься незаменимым членом коллектива.
Она сказала хвастливо:
– Вот снабдите меня телом, ещё больше услуг смогу вам оказывать!
Улыбнулась, как мне показалось, как-то по-женски особенно хитро, исчезла с экрана, словно в самом деле умчалась куда-то собирать, кто как продвинулся за вчера, а кто затормозил.
А что мелькнуло у меня, мужчины, женщинам уже не нужно, да и женщины нам скоро будут без надобности, как только пользователи получат возможность снабжать энпээсов подобранными под свои вкусы телами.
В дверь стукнули, вошла Валентина, наш дизайнер уровней, милая и светлая, словно Катерина, что пучок фотонов в тёмном царстве, сказала торопливо тоненько-тоненько:
– Встречи с вами добивается Самохвалов, ещё со вчерашнего дня.
Голос у неё, как у молодого козлёнка: чистый, звонкий и такой милый, что руки сами раздвигаются, чтобы ухватить и прижать к груди это милое существо.
– Тот самый? – спросил я насторожённо. – Глава правозащитников? Мы роботов ещё не угнетаем!
Она послушно кивнула.
– Да. Но вдруг вас «Алкома» угнетает?
– Этот защитник чего-то непонятного во все дырки лезет, – сказал я зло, – что ему от нас надо?.. Мы только начали новый проект, а в нём нет никакой угрозы стране и сельскому хозяйству!
– Что-то чувствует, – прощебетала она. – Он такой… Так как?
– Надеюсь, отщебеталась?
– Не совсем, – ответила она мило. – Хоть вы и очень заняты, но он настаивает.
– Что-то срочное?
– Неотложное, – уточнила она. – Говорит, чувствует с нашей стороны неясную опасность.
«Чувствует, – повторил я её слова, – ещё бы, он же неандерталец». В каждом из нас есть гены неандертальцев от тех древних времён, когда какое-то время жили бок о бок, но у большинства это три-четыре процента, а вот у Самохвалова зашкаливают.
Он и похож на неандертала, какими их подают реконструкторы: высокий, крупный, громогласный, такие в Элладе и Риме завладевали вниманием и часто становились трибунами, а сейчас он знает тыщи анекдотов на все случаи жизни, душа компании, вечный бунтарь и потому любимец публики.
Все мы бунтари, как наследие неандерталов, но у нас со временем кроманьонство берёт верх, во взрослости бунтуем только в мыслях и разговорах, а он ещё и в медийном пространстве, в юности устраивал перформансы на городских площадях, вызывая у одних отвращение, у других симпатию и даже восторг, а сейчас он глава Комитета общественных интересов и даже движения за свободу личности.
Валентина всё ещё ждёт молча и покорно, пока я тяжело ворочаю в черепе те мысли, к которым не хотел бы и притрагиваться, наконец вздохнул и сказал запоздало:
– Назначь на семнадцать сорок.
– Хорошо, – ответила она.
– Даже на семнадцать двадцать три, – уточнил я. – Лучше на завтра или вообще на понедельник. Это чтобы видел, у меня время расписано до минуты.
Она мило улыбнулась.
– И чтоб долго не задерживался?
– Верно мыслишь.
– Сделаю. А если начнёт добиваться встречи раньше?..
– Ни в коем случае, – отрезал я. – У нас нет времени на пустые разговоры. Только облеки это в форму помягче.
Она прощебетала с той же улыбкой:
– Да, конечно. Но он ощутит подтекст, обещаю.
